Неудачи делают их сильнее.
Ошибки делают их умнее и опаснее, свои или чужие. Они воспользовались слабостью Доктора, несмотря ни на что, и вызвали на его лице эту умопомрачительную смесь всех эмоций сразу, можно записать в памяти очередную победу. Он не помнит, когда игра началась, но этот раунд уже за ними. Можно было бы записать Доктору чистое поражение, но он ещё был жив.
А они застряли. Он, Мастер, застрял тут на краю мира и вынужден задуматься действительно крепко (со всех сил обоих своих гениальных умов, присутствующих в этом временном потоке), пока у него вообще есть возможность спокойно думать.

507 этаж был гораздо скучнее мегаполиса внизу, хотя за годы жизни там Мастер успел устать и от него. Он уставал от декораций очередного мира иногда за несколько минут, что говорить о бесконечности растянутых вблизи чёрной дыры лет. Дышащий Смертью горизонт событий пугал его до сих пор, хоть этот страх и выцвел спустя множество тел и времени, но если вытянуть ниточку памяти достаточно аккуратно и терпеливо, он вернётся, липкой плёнкой пота останется на лице, подставленном светлому и пустому искусственному небу с цифрами.
Здесь, тем не менее, тоже можно было жить, в очередной иллюзии покоя, пока все остальные готовятся к безнадёжной — это и так ясно — обороне.
И время здесь шло вполовину медленнее, поэтому первое впечатление было похоже на, говоря языком человеческих технологий, slow motion в стиле английской деревушки начала двадцатого века. Дешевые декорации, киберпугала в полях и аккуратные тюки сена в сараях. Простая еда, куча детей.
Мастер терпеть не мог детей и подозревал, что его будущая версия тоже не в восторге.
У них было отвратительно мало различий, настолько мало, что каждое найденное мгновенно становилось уродливым пятном на изящном узоре и портило весь вид. И всё же он предпочёл общаться с самим собой, а не с давним другом, всё внимание которого захватила новоиспеченная леди-холодильник, отчаянно делающая вид, что её тело до сих пор человеческое.
Её упорству в самообмане кто угодно другой мог позавидовать, но последние из оставшихся во вселенной повелители времени делали это куда дольше и талантливее.

— Это смешно, — сказал Мастер без улыбки, разглядывая вблизи пришпиленного к кресту киберчеловека, ещё недоделанного и потому проигравшего бой с крестьянами. Они были заперты здесь, среди полей, пашен и редких лесочков, до тошноты пасторальных пейзажей, с Доктором и его маленькими одноразовыми друзьями.
— Когда мы покинем это гостеприимное, — яд из него так и сочился, — место, что мы будем делать?
Таймлорд спрятал ладони в карманы брюк и с неудовольствием перевёл взгляд вниз, на траву, которую примял своим существованием. Нет, главный вопрос не в том, что они будут делать тогда.
Главный вопрос в том, что они уже сделали. Куда они пришли и почему встретились.
— Я знаю, что у меня есть план, — его острый взгляд вознёсся по затянутой в неудобное платье фигуре и бритвой воткнулся в чужое (собственное) лицо, ища в нём отголоски реакции на своё уверенное заявление. Мастер был знаком с собой несколько дней, но уже так долго смотрел в эти черты, что почти привык к ним. Он вгляделся в почти собственный прищур.

Они начинают копировать мимические реакции друг друга. Это неостановимо до ужаса.
Это прекрасно. Инвертированная красота момента, негатив и готовая фотография.

— И мне очень интересно, какую роль в нём играет наш дорогой друг.
Как ни странно, его волновал вовсе не мондасианский корабль, не чёрная дыра, не киберлюди, преследующие их сейчас, проживающие недели и месяцы, пока тут проходил один день. Мастера интересовало своё будущее, оно же — её прошлое, оно же — Вне Времени, вне событий во вселенной, в ТАРДИС Доктора. Он дернул уголком рта, но подавил ухмылку прежде, чем сказать почти нежно:
— Можешь доверять мне как себе.
Мастер уже однажды был причиной своей смерти.
И теперь — он был готов поклясться, что эта мысль взаимна — ощущал схожее чувство.